Жизнь за трицератопса (сборник) - Страница 31

– А что им может быть? Не переживай. Ты о себе думай. А Минца мы где возьмем?

– Пушкинская, дом шестнадцать, – быстро сказал Мощин и постарался все сразу забыть.

– Всё! – подытожил Неунывных. – Начинай рассыпку! Зови дворников.

Что Мощин и сделал. Хотя ему было душевно тяжело. Он, правда, утешал себя, что с копытами и рогами жить можно, даже интересно.

О приезде в город мерседеса и сопровождающего его самосвала юным химикам было известно.

Они, правда, не могли поверить в то, что Мощин сменит свои позиции, но их предупредил об этом профессор Минц.

Дети не хотели вступать в конфликт с приезжими, но когда в школу с главного входа вошли два телохранителя с резиновыми дубинками в сильных руках и стали допытываться у гардеробщицы тети Дуси, где скрываются юные химики, они поняли, что пути к миру нет.

Тетя Дуся сначала пыталась сопротивляться, но ее ударили дубинкой по щеке и кулаком под дых. Тетя Дуся начала плакать, но детей не выдавала.

Малыши разбежались по классам, преподавательницы заперли двери.

На лестничной площадке над гардеробом неожиданно появились юные химики. Впереди – совсем маленькая, но талантливая девочка, за ней – ее юные друзья во главе с Русланом.

Все держали в руках пульверизаторы, сделанные на основе обычной садовой лейки.

– Отпустите тетю Дусю, – сказала девочка.

– Ага! – закричал Неунывных. – Вот они, юные, блин, химики.

– Последствия будут ужасны, – закричал Руслан, увидев, что вся троица бежит к нему, размахивая дубинками.

Но кто остановит цивилизованного бандита?

Никто, казалось, их не остановит. И даже профессор Минц, который бежал сверху по лестнице, чтобы встать между детьми и нападающими, не успел ничего сделать.

За три шага до юных химиков бандиты остановились.

Не по своей воле.

Из распылителей вырвался нейтрализатор химической опасности.

И на глазах у всех Неунывных и его охранники превратились в грязного цвета жидкость.

– Что вы наделали! – воскликнул Минц. – Вы их убили?

– Нет, – скромно ответила девочка. – Они живые, только жидкие.

И все они наблюдали, как грязная жидкость шустро стекала по ступенькам и стремилась в подвал.

Минц посмотрел на жидкость с сожалением и сказал:

– Главное, что мы спасли наш любимый город.

В ответ на его слова здание школы покачнулось. Оно не упало, не рассыпалось, оно куда-то поехало.

Все выбежали наружу.

Страшно подумать, что творилось с Великим Гусляром!

Как оказалось впоследствии, Леонид Борисович Мощин, возглавив дворников, начал новую кампанию по борьбе со снегом.

Насыщенная жирной слизью земля не выдержала, и весь город, держась за верхний слой почвы, включая асфальт, пополз, набирая скорость, к реке Гусь.

И поплыл по ней, постепенно погружаясь в черную воду.

Жители города успели в основном выбежать из домов и не последовали за строениями.

Они стояли на косогоре, который был раньше набережной, смотрели, как проплывают мимо памятники архитектуры, плакали и мерзли.

– Как жалко, – сказала девочка с лейкой. – Придется все начинать сначала.

– Ничего, восстановим, – сказал мальчик Руслан. – Главное, мы ликвидировали опасность.

Посреди реки, на крыше Гордома металась человеческая фигурка.

Многие узнавали Мощина.

Мощин просил, требовал, умолял, наконец, чтобы его сняли и переправили на берег.

А из реки поднялись странные жидкие слизняки, оказавшиеся на поверку переродившимися бандитами.

Они тянулись к Мощину.

– Не смотрите, дедушка Минц, – попросил Руслан. – Это зрелище не для пожилых. Вы привыкли жить в мире, где можно договориться. У нас другие законы.

Но Минц не отвернулся, он увидел в толпе Корнелия Удалова, бывшего начальника стройконторы, и крикнул ему:

– Корнелий, пора город поднимать из руин. Ты готов?

– А как же! – ответил Удалов.

Звезды зовут!

На закате, сверкнув в косых лучах солнца, во дворе дома № 16 приземлился антрацитовый вертолет с золотым двуглавым орлом на борту – знак президентской связи.

Детишки, что играли во дворе, разбежались, испугавшись, по углам, но двухметровый фельдъегерь в форме с галунами заметил их и, улыбнувшись, негромко спросил:

– А ну, кто скажет мне, где проживает профессор Лев Христофорович Минц?

Он вынул из верхнего кармана шоколадную конфетку и показал ее детям. Дети наперебой закричали:

– Во второй квартире!

Фельдъегерь кивком поблагодарил детей, спрятал конфету в карман, раскрыл рыжую, давно не крашенную дверь и вошел в дом. На лестнице было темно, потому что опять перегорела лампочка, но фельдъегерь был готов к нестандартным ситуациям и включил фонарик, вмонтированный в козырек фуражки. При ярком свете он отыскал квартиру № 2.

Фельдъегерь позвонил в дверь. Никакого ответа. Он постучал в дверь кулаком в стальной перчатке. Наконец дверь распахнулась.

В проеме двери стоял пожилой, тугой телом мужчина, настолько лысый, что об его макушку можно было бы наводить опасную бритву. Взгляд мужчины был гневен.

– Сколько можно повторять, – воскликнул он, – что до шестнадцати часов я ежедневно думаю!

С этими словами он попытался закрыть дверь, но фельдъегерь успел вставить обшитый титановым сплавом острый носок сапога в щель, и профессор был вынужден сдаться и отступить.

Комната профессора поразила фельдъегеря неуютом и бедностью.

В комнате умещались кушетка, окруженная бастионами книг, и большой стол, уставленный приборами, заваленный научными журналами и грязной посудой. В комнате не было ни одного предмета настоящей профессорской обстановки. А так как фельдъегерь книг не любил и печатное слово признавал только запечатанным в специальном конверте, то у него возникли сомнения, туда ли он попал.