Жизнь за трицератопса (сборник) - Страница 89

– Чего?

Ее образование оставляло желать лучшего.

– Кофе мужского рода, – сказал Минц.

– Еще чего не хватало!

Она уселась за стол, открыв сильные ноги пловчихи, подула в чашку с кофе так сильно, что плеснула на скатерть, и даже выругалась так крепко, как Минц никогда себе не позволял.

Минц все еще не мог до конца поверить, что в его захламленной холостяцкой квартире сидит настоящая русалка, но в этой девушке горел некий яркий плотский огонь, чего нельзя бы ожидать от обитательницы подводной прохлады.

– Полегчало, – сказала русалка. – А ведь думала, что на этот раз не выкарабкаюсь. В который раз попадаю в экологическое бедствие, но чтобы сознание терять – такого еще не было.

– А сколько вам лет? – спросил профессор. Если в этом вопросе и содержалась задняя мысль, то такая махонькая, что на нее не стоило обращать внимания.

Но русалка обратила.

– Ах ты, старый налим! – воскликнула она без обиды, но громко. – Испугался, что несовершеннолетняя тебе попалась?

– Как вам не стыдно!

– Это мне, беззащитной водяной девушке, стыдно? Жертве домогательств некоторых старикашек?

– Может быть, вам лучше уйти? – совсем уж обиделся Минц.

– Не отделаться тебе от меня, – ответила русалка. – Река еще грязная, отравленная, и гнать меня в реку – все равно что убить собственными руками беззащитного ребенка. Кстати, я могу и общественность поднять – общественность ох как обожает вступаться за поруганных крошек!

Тут русалка расхохоталась, потому что ей понравилось смотреть на пунцовые щеки профессора.

– Спокойно, – сказала она, отсмеявшись, – подождем темноты, тогда уйду. Ты мне пока расскажи, чем занимаешься, какие у тебя успехи? Я ведь редко в гостях у интеллигентных людей бываю. Мне все, дядечка, интересно.

Минц смягчился.

Девица была наивна и избалованна, но вполне мила и дружелюбна.

– Я тут наукой занимаюсь, – смущенно сказал он. Хотя обычно не робел и готов был рассказывать о своих успехах безостановочно.

Да и было чем похвастаться. Он уже несколько лет находился в двух шагах от Нобелевской премии, и лишь интриги завистников и недоброжелателей лишали его заслуженной награды.

– А как тебя зовут? – спросила русалка.

– Львом Христофоровичем.

– Ух! Я тебя буду Левой звать. А то не выговоришь. А меня, кстати, зовут Нинелей. Красивое имя, правда? Моя мама утопиться хотела из-за одного мужика, кстати моего папаши. Да вот русалки ее поймали, откачали, она и живет до сих пор.

– Где?

– Тут секрета нет. В Штатах, на Аляске. Там экология нормальная. Она снова замуж вышла. Я так думаю, что не сегодня завтра сама туда подамся. Невозможно здесь от аварии до аварии крутиться. Чуть зазеваешься, уже отравили.

Сверху послышался грохот.

Русалка задрала головку.

– Не провалятся? – спросила она.

– Не должны, – сказал Минц. Но с тревогой прислушивался к звукам из верхней квартиры.

Шум исходил от Удаловых.

Случилось то, чего Корнелий Иванович больше всего опасался.

Когда он пришел домой, сначала все было тихо. А потом заявилась старуха Ложкина. Может, соли одолжить, может, маслица. Ложкины никогда бакалею не покупают, всегда можно к соседям заскочить – дело житейское. А на самом деле у Ложкина на стене висит график, разлинованный в сорок две позиции, когда, у кого и сколько занимать до субботы.

Так что сидел Удалов у телевизора, но сериалом не интересовался, а читал оттиск статьи известного ихтиоветеринара Ивана Шлотфельдта из Ганновера о физиологических особенностях русских русалок, которых он имел счастье изучать в позапрошлом году в озере Копенгаген в окрестностях русского города Гросс Гусляр.

Что-то смущало Корнелия Ивановича. Он никак не мог сформулировать беспокойства и продолжал читать так внимательно, что не услышал прихода старухи Ложкиной.

Зато, когда Ксения ворвалась в комнату, потрясая поварешкой, он сразу догадался, в чем тревога. Благо уже по дороге, встретив Ложкину, начал предчувствовать.

– Где ты эту голую прячешь? – кричала Ксения. – А ну покажи!

С криками и неправомерными действиями Ксения обыскала Удалова, залезла в чулан, под кровать, а когда не нашла, вместо того чтобы выслушать мужа, стала рыдать и собирать вещи, чтобы отъехать к покойной маме, раз жизнь с садистом и развратником не удалась.

Только когда весь завод в Ксении кончился, Удалов решил рассказать жене о находке Минца, но не посмел. Может, и к лучшему. А то бы она помчалась к Минцу с проверкой и вступила бы с русалкой в рукопашную.

Так что никто не потревожил более профессора Минца, который остался один на один с девушкой из реки.

И чем дольше он с ней оставался, тем тревожнее у него было на душе.

Девушка приклеилась к телевизору и даже взвизгивала, когда в американском боевике бились автомобили до последнего пассажира.

Но обратно в реку она не просилась, к тому же бесчеловечно было бы ее туда отправить.

Ближе к ночи, когда, поужинав, русалка задремала на диване, красиво согнув ножки в коленях и подтянув коленки к подбородку, позвонил междугородный.

– Герр Минц? – спросил голос с легким немецким акцентом. – Я вас беспокою по просьбе моего друга Корнелия. В Германии стало известно, что вы поймали русалку. Как вы относитесь к передаче этой редкой особи на исследование в институт Генетикфишвисеншафт имени Готфрида Ленца?

– Мне это не приходило в голову, – ответил Минц, непроизвольно любуясь чертами милого лица незнакомки.

– Я имею намерение вас официально предупредить, что в 1872 году в деревне Реберсдорф в герцогстве Ангальт-Цербст некая русалка по имени Маргарита выиграла процесс о содержании незаконных детей у местного пастора Шлага. По двести талеров в год на ребенка.